Вот и подоспела последняя новелла (будем считать, что за выходные написал).

Сразу видно, что впереди много букв. А в фильме “Три“, если мне не изменяет память, эта новелла занимает не более трёх минут экранного времени. Как такое могло произойти? Почему в жизни всё не так, как в сценарии? Почему в кино не так, как в жизни? Вот обо всей этой гламурной метафизике мы и поговорим на следующем занятии.

Да, чуть не забыл. В фильме эта новелла называется “Вспышка”. В первоначальном варианте сценария – “Взрыв”. Так как специально задним числом ничего не редактировал, то решил оставить то, что уже оставил. Приятного чтения.

Взрыв

(Техническое примечание: как в фильмах иностранного производства нередко используются субтитры, так и в этой новелле часто возникают титры. Будто бы перевод с одного языка на другой.)

Коридор поликлиники. Вдоль стены скамейки, на которых сидят пожилые люди.

Алина стоит в стороне от общей очереди, у окна, разглядывает ползущую по стеклу муху. В этой жирной зелёной ленивой мухе нет никакого подтекста, просто она единственное, что движется. За стеклом густое неподвижное лето.

- Девушка, ваша очередь! – окликает Алину одна из пациенток. – Совсем, что ли, уснула?

Алина торопливо направляется к двери в кабинет.

- Да-а, жара, – замечает пожилой мужчина и лезет в карман за носовым платком. Лоб его покрыт испариной.

Алина входит в кабинет.

Врач, не глядя на вошедшую, кивает на стул: садитесь.

Алина присаживается:

- Здравствуйте.

Врач заполняет бумаги и спрашивает:

- На работу, в училище?

- Что?

- Справку. Сколько прогуляла? Неделю, две?

- Я не прогуливала.

Врач смотрит на Алину.

- На что жалуешься?

Алина, смущённо:

- На… на сердце.

- На сердце. – Нараспев говорит врач, берёт из стопки чистый бланк, – много куришь?

(Титр: С сердцем у тебя должно быть в порядке. Странно, странно. А моё, вот, что-то шалит.)

- Нет. Я совсем не курю.

(Титр: Неужели ты меня не узнаёшь?)

- Имя, фамилия, год рождения?

(Титр: Не понимаю, зачем этот цирк? Справку, так справку…)

- Алина. Алина Алексеева. Восьмидесятый год рождения. Город Москва.

Врач перекладывает на столе предметы и бумаги, будто наводит порядок. Глаз на Алину не поднимает.

(Титр: Ну да, ну да. Рано или поздно, рано или поздно…)

Он смотрит на свои наручные часы, что лежат на столе. Сверяет время с круглым настенным циферблатом. Говорит:

- Я освобожусь через минут сорок. Если хочешь, посиди здесь, посмотри, как я работаю.

(Титр: Сердце. Только мешать будешь. Подожди в коридоре.)

Алина встаёт:

- Я лучше в коридоре подожду. А то только отвлекать буду. Хорошо?

Он кивает, Алина направляется к выходу.

- А с сердцем-то что?

- Всё в порядке.

Алина прогуливается перед поликлиникой, поглядывает на вход. Вынимает из сумочки сигарету, подносит ко рту, но передумывает: ломает сигарету, бросает, ногой растирает по асфальту так, что от неё практически ничего не остаётся.

(Вот видишь. Я так и думала. Никакой ты не хирург. Здесь даже хирургического отделения нет. Хорошо, что зашла к главврачу и спросила.)

Подходит врач:

- Прости, задержали. У старика серьёзный случай…

(Я на тебя в окно долго смотрел. Какая ты большая выросла.)

- Нормально.

(Боишься меня? Не бойся, я совсем не страшная.)

- Куда пойдём? В кафе не хочешь?

(У меня, понимаешь, жена, дети… Как-то всё неожиданно. Ты бы хоть предупредила.)

- Можно в кафе. Как скажешь.

(Понимаю: у тебя жена, дети, а я даже не предупредила.)

Они в молчании идут по аллее. Пару раз прохожие почтительно здороваются с врачом:

- Здравствуйте, Борис Николаевич.

Врач в ответ кивает.

Где-то рядом, за деревьями, с шумом проносятся автомобили.

(Обнял бы меня, что ли. Я ведь знаю, что ты часто звонил…)

(Знаешь, а я ведь одно время звонил. Пока вы на новую квартиру не переехали.)

(Мама говорила, что не знает, где ты живёшь, но я залезла в её старую записную книжку…)

(Очень, очень хорошо, что ты приехала. Я же совсем один. Неуживчивый.)

(Ещё мама говорила, что ты совсем неуживчивый, что с тобой никто долго…)

(Но с тобой-то мы поладим, надеюсь. Дочь, всё-таки…)

- Пап… Я послезавтра на стажировку уезжаю. В Европу.

- Ишь ты. Надолго?

- Надолго. Если мне там работу предложат, то, может, очень надолго.

- Попрощаться, значит, приехала?

(И ладно. Ладно. Пусть так. Что ж…)

- Вроде того.

(Я же не из-за тебя уезжаю. Я не могу этого объяснить, но…)

(А чего тут объяснять? Дурацкий какой-то разговор получается. Уедешь, вернёшься, у каждого своя жизнь.)

Кафе периода перестройки: в помещение общепитовской столовой внесли когда-то новые столы и стулья, поменяли прилавок, но ремонт сделать забыли, – от потолка отслаивается штукатурка, одна стена покрыта белым кафелем, другая – мозаичным панно, изображающим фруктово-овощное изобилие.

Немногих посетителей разделяет череда свободных и не совсем прибранных столиков. К Алине и Борису Николаевичу подходит официантка, останавливается, в её руках фирменный планшет с листом бумаги и ручка; весь вид её говорит: заказывайте, я вся внимание.

Борис Николаевич:

- Из горячего что есть?

Официантка будто бы не работает, а играет в свою работу:

- Из горячительных напитков есть водка русская, коньяк армянский, виски шотландские, бренди и аперитивы местного производства, большой выбор сухих вин и пиво бочковое.

Алина (делает жест, будто ест суп):

- Нам поесть… поесть.

- Не дура, поняла. Щи. Вчерашние. Разогревать?

Борис Николаевич, с сомнением:

- Лучше не надо.

Алина:

- А мясо… мясное что-нибудь есть?

- Вымя. Печень говяжья. Печень куриная. Сердце. Почки. Только подливы нет. Один чилийский соус.

Борис Николаевич:

- А вы что порекомендуете?

- Я? Я бы котлеты взяла. Или сосиски в тесте. Быстро и недорого.

Борис Николаевич смотрит на Алину. Алина:

- Давайте котлеты.

Официантка кричит в сторону кухни:

- Лен! Два гамбургера! Срочно.

Поворачивается к своим заказчикам, принимает прежнюю позу, смотрит в пустой лист и спрашивает:

- Есть кетчуп татарский, майонез провансаль и соус чилийский, острый.

Алина:

- Кетчуп.

Борис Николаевич кивает: так же.

Официантка:

- Микроволновка не работает. Котлеты будут холодные.

Алина встаёт:

- Пойдём отсюда. Пойдём, погуляем.

Официантка невозмутимо смотрит им вслед, кричит:

- Зря уходите! Во всём городе электричества нет!

(Хотели бы жрать, взяли бы холодные щи. Другие, вон, кушают и не жалуются.)

Город. Алина останавливается у палатки с мороженым:

- А я есть хочу.

(Почему мы не можем к тебе пойти? Я же через пару часов уеду.)

Борис Николаевич – продавщице мороженого:

- Два пломбира.

Продавщица вынимает из холодильника два брикета, заворачивает их в салфетки, жалуется:

- Если электричество не вернут, всё сейчас таять начнёт.

Алина берёт мороженое:

- Да. Мягкое.

Продавщица:

- Ничего съесть успеете. А мне какой убыток, просто страшно думать. Скорей бы ток дали.

Борис Николаевич расплачивается и со вздохом, будто извиняясь перед Алиной, замечает:

- Провинция.

Продавщица рада всякой возможности поговорить:

- Москва во всём виновата! Электрички остановились, радио не работает, мороженое тает. А кто это оплатит? Москва? Путин?

Алина:

- Как электрички остановились? Что случилось?

Продавщица, с необъяснимой гордостью:

- Не знаю. Может, революция. Вот связь и отрезали.

Алина:

- Давай до станции прогуляемся.

Борис Николаевич:

- Да. Да. Надо всё выяснить.

Продавщица, вслед:

- Вон автобус идёт! Езжайте скорее! Пусть сухой лёд подвезут!

На платформе многолюдно. Электричка стоит. У головного вагона дежурит милицейский патруль, а женщина в оранжевой робе повторяет в мегафон:

- Граждане пассажиры. Просьба соблюдать спокойствие. Движение электропоездов по техническим причинам временно приостановлено.

(Видишь: хороший повод зайти к тебе в гости…)

(Вот жизнь: ты планируешь, например, уехать в Европу, а в стране случается переворот.)

(Ну, что ты столбом стоишь? Выясни что-нибудь. Может, мы зря здесь торчим. Может, это надолго.)

(Нет-нет, такое долго продолжаться не может. И тебе обязательно нужно вернуться, и другим. Вот так история!)

Электричка с облегчённым выдохом открывает двери. Народ ломится в тамбуры. Женщина в оранжевой робе просит соблюдать спокойствие. Людской водоворот захватывает Алину и увлекает её к дверям электрички. Алина громко говорит:

- Я лучше поеду!

- Позвони, как доберёшься!

- Я обязательно, обязательно буду тебе звонить! Часто буду тебе звонить, предупреди домашних.

- Я очень рад, что мы с тобой познакомились!

- Правда?!

- Да! Ты не представляешь…

- И ты очень хороший…

Алина скрывается в тамбуре.

Через некоторое время она пробивается к стеклу, смотрит на Бориса Николаевича. Он жестами показывает: звони, звони.

(Как же всё по-идиотски получилось.)

(Совсем по-дурацки, да?)

(У меня никого, кроме тебя, нет. Я же лет десять совсем один.)

(Я маме скажу, что ты совсем один, что у тебя никого нет.)

(Скажи матери, что у меня приличная должность, большая семья, много дел.)

(А мама постоянно повторяет, что ты нас забыл.)

Борис Николаевич заходит в свою квартиру. Щёлкает выключателем: света нет.

В полумраке переобувается в тапочки (единственные, кстати, тапочки). Вешает свой пиджак поверх одинокого осеннего плаща.

Открывает дверь в ванную, но там темень такая, что Борис Николаевич проходит на кухню. Зажигает под чайником газ. Открывает полупустой холодильник, вынимает из морозилки курицу, что успела оттаять: с неё капает кровь. Кладёт курицу в раковину, насвистывает, открывает холодный кран. Но воды нет. Вытирает руки о висящее на гвозде полотенце.

Само собой включается радио. Борис Николаевич прибавляет громкость и слушает:

- …утверждаете, что никакого взрыва не было?

- Ваша радиостанция готова раздувать самые невероятные слухи. Повторяю: старая подстанция не справилась с новыми мощностями. Частично многие неполадки уже устранены. Да, оборудование устарело. Да, требуются финансовые вложения, но положение дел совсем не такое мрачное, как вы только что рассказывали своим радиослушателям…

По куриной коже ползёт муха. Кран начинает истерично хрюкать: вот-вот польётся вода.

Конец четвёртой новеллы

Конец последней новеллы, конец сценария, но не конец разговора.

Третья новелла “Под пристальным наблюдением Госбезопасности“.

Вторая новелла “Посторонний“.

Первая новелла “Месть“.

Сравнить с фильмом.