Временно уходим от учебного плана и занимаемся самопиаром. Знаю, что литературные сценарии читать с экрана трудно, но для неленивых и любознательных публикую первоначальный вариант сценария в режиме “как есть”. Почему не в американке, объясню к концу недели. Такая вот месть за ваше молчание.

Первая новелла литературного сценария к фильму “Три“. В фильме это нулевая и сюжетообразующая новелла, но о теории – после полной публикации. Поехали.

Месть

Середина лета. Чистый солнечный день. Парень в синем слесарном халате тупым секатором подравнивает кустарник вокруг памятника Герцену. Да, это двор литературного института.

Застеклённая доска объявлений, на которой висят итоги первого творческого экзамена «Литературный этюд». Несколько абитуриентов внимательно выискивают свои фамилии.

Парень бросает на землю секатор, вытирает руки полой халата, подходит к доске объявлений, спрашивает:

- Зажигалки не будет?

Один из поступающих оборачивается, протягивает коробок спичек, ждёт, пока парень в халате прикурит.

- Ты здесь работаешь?

- И работаю, и учусь.

- А не знаешь, какой проходной балл на прозу?

- Все поступите, – лениво отвечает парень, возвращается к своей работе, садится под дерево и смотрит на будущих студентов.

У доски объявлений одна из девушек жалобно восклицает:

- Ну, никак не могу вспомнить, как звали князя Мышкина! Я же совсем недавно читала!

Никто не отвечает. Ребята направляются к воротам. Девушка кричит на весь двор:

- Кто-нибудь скажет мне, как звали Мышкина???

Один из ребят оборачивается и отвечает:

- Лев Николаевич.

Некоторые смеются. Девушка, негромко и обиженно:

- Сволочи. Так звали Толстого.

Парень под деревом отбрасывает окурок, растягивается на траве, смотрит сквозь крону на небо. А за оградой спешат по своим делам прохожие, летят автомобили.

У доски с итогами экзамена стоит скромно одетая девушка, к ней подходит вторая (полная противоположность первой: яркая косметика, блузка с открытой грудью, короткая кожаная юбка, плотные ноги на высоком каблуке), весело, уверенно спрашивает:

- Как оно?

Первая не отвечает. Подошедшая толкает её плечом в плечо, повторяет:

- Как оно? Шансы есть?

Девушка молча показывает на цифру пять.

Подошедшая бесцеремонно разворачивает девушку к себе, говорит:

- Так ты и есть Ирина?! А я тебя по всей общаге ищу. Я в твою комнату переселилась, мне ключ нужен. Пойдём… Меня Лена зовут.

Аудитория.

Ирина сидит перед экзаменатором, негромко декламирует:

Да, я любила их, те сборища ночные, -

На маленьком столе стаканы ледяные,

Над черным кофеем пахучий, тонкий пар,

Камина красного тяжёлый, зимний жар,

Весёлость едкую литературной шутки

И друга первый взгляд, беспомощный и жуткий.

Экзаменатор:

- Вижу, вижу, что Анну Андреевну вы и любите, и понимаете. Может, всё-таки, вспомните хотя бы четверостишье какого-нибудь другого поэта? Гумилёва?

Ирина:

Я улыбаться перестала,

Морозный ветер губы студит,

Одной надеждой меньше стало,

Одною песней больше будет.

И эту песню я невольно

Отдам на смех и поруганье,

Затем что нестерпимо больно

Душе любовное молчанье.

Экзаменатор внимательно смотрит на Ирину. После небольшой паузы она тем же лирическим напевом добавляет:

- Анна Ахматова. Апрель, одна тысяча девятьсот пятнадцатого года… Вот еще вспомнила: «Майский снег»…

- Хорошо-хорошо, достаточно, – экзаменатор берёт экзаменационный лист, выводит пятёрку, – вы свободны. Следующий.

Комната в общежитии. В литровую кастрюлю опущен кипятильник; Ирина в железные эмалированные кружки бросает по щепотке чая.

Лена лежит на кровати и театрально ноет:

- Ой, тоска! Ну, поступили, ну, и что дальше? Целый месяц в Москве торчать? В этой жаре?

Ирина:

- Внизу сушки продаются. Может сходить?

Лена:

- И парней тут ни одного нормального. Даже напиться не с кем.

Ира выдёргивает из розетки кипятильник, кладёт его на прихватку, осторожно разливает по кружкам кипяток:

- Вот. Сейчас заварится. Хочешь сушек?

Лена садится на кровати, поджимает под себя ноги, и тихим, шаманским заговором предлагает:

- А что? Позовём этих… с третьего курса… с детской литературы… Я в детстве любила детскую литературу. Даже один раз мне предлагали Мальвину играть, в седьмом классе. На юбилей школы. Только я простудилась, охрипла, а директор, как щас помню, сказал: «Что это за целка с блядским голосом? Меня же посадят и с работы уволят»… Чёрт с тобой, детская литература так детская литература. Я почти согласна, уговорила.

- Вот твой чай. А мой пусть ещё постоит. – Ира накрывает кружку блюдцем. – Пойду сушек куплю. Ты ничего не хочешь?

Лена отрицательно качает головой. У неё крайне недовольное выражение лица.

После того, как за Ирой закрывается дверь, Лена валится на спину и констатирует:

- Дурдом на выезде!

Ира выходит из лифта с пакетом сушек и пакетом карамели. Идёт по длинному коридору к своей комнате.

За спиной открывается дверь и – вслед – предложение:

- Девушка. Хотите посмотреть на призрак Николая Рубцова?

Ира входит в комнату. Лена стоит у стола с чаем,  разглядывает какой-то маленький бумажный квадратик. Ира кладёт на стол покупки, спрашивает:

- Может вечером по городу погулять? Когда прохладней станет.

- Чего без дела шляться, не понимаю. – Лена протягивает Ире бумажный квадратик, – это кто? Твой парень?

Ира вырывает из рук Лены фотографию, берёт со стола блокнот, прячет в него фотографию, поднимает с пола рюкзак…

Лена распаковывает сушки:

- А чего ты злишься? Я просто спросила. Смотрю: из тетрадки фотка вывалилась. Интересно же. Ты давно с ним?

Ира зашнуровывает рюкзак, смотрит, куда бы его спрятать, отвечает:

- Это мой папа. – Кладёт рюкзак рядом с подушкой, берёт горсть сушек и кружку, садится на кровать.

Лена поступает почти так же: кидает на свою кровать сушки и конфеты, усаживается спиной к стене:

- Прости, я не подумала. Такой молодой парень. Мне бы и в голову не пришло… Красивый… Он у тебя кто?

Ира пожимает плечами, а Лена кричит:

- Чего ты обижаешься? Мы же вместе живём! Просто посмотрела, просто спросила. Прямо большая тайна сказать, кто у тебя отец!

- Я его никогда не видела, – спокойно отвечает Ира. – Чай остыл, можно пить чай.

- А-а-а, – разочарованно тянет Лена и тотчас находит ответ, который приводит её в восторг, – сидит? Давно?

- Он, кстати, где-то под Москвой живёт. Минут двадцать на электричке. Вот всё думала: поступлю, приеду к нему, скажу… И не могу. Даже позвонить не могу. Решит, что мне от него чего-то надо.

Лена, мечтательно:

- Двадцать минут на электричке. Свой дом. Лес. А речка… или озеро… есть?

- А мне от него абсолютно ничего не надо. Так… Хочется, конечно, на его семью глянуть… Да и то, знаешь…

- Так давай глянем!!! У тебя его телефон есть? Отец не отец, хоть в речке искупаемся. – Лена дотягивается до стола, ставит на край кружку, вскакивает с кровати, через секунду вынимает из тумбочки сумочку и протягивает Ире мобильник, – звони!

- Лен. Я боюсь.

- Эх. Какая же ты всё-таки дурочка. Так всю жизнь пробояться можно.

- Я боюсь.

- Дай я позвоню. Съездим, порадуем старика. Нам же от него ничего не надо. Верно? Давай-давай, где там твоя записная книжка?

Ира нехотя расшнуровывает рюкзак, а Лена напевает:

- Море… небо… облака…

- Вот. – Ира протягивает развёрнутую на нужной странице записную книжку. – Владимир. Владимир Сергеич.

Лена набирает номер. Возвращает книжку хозяйке. Прижимает мобильник к уху. Отходит к двери. Останавливается спиной к Ире, смотрит в потолок, ждёт.

- Алло? Алло! А можно Владимира Сергеича? Здравствуй, здравствуйте, Владимир… Владимир Сергеевич… Как жизнь?.. А ты, а вы угадайте… Нет, мы не знакомы! – Лена смеётся и подмигивает Ире, – совсем не знакомы. Да… Нет, не ошиблась…

Красное тяжёлое солнце почти касается кромки далёкого леса. А здесь плывут крыши уродливых гаражей, политические лозунги на бетонных ограждениях и земля, разрезанная всяким индустриальным хламом на мелкие садовые участки. В вагоне электрички мужчина предлагает купить лёгкие карманные зонтики от дождя и солнца, липучки для мух, ручки, кроссворды.

Ира роется в своём рюкзаке.

Лена:

- С ума сошла? На эту чепуху деньги тратить? Через десять минут приедем.

Но Ира покупает зонтик, «чтоб был». Лена замечает, что дождя ещё месяц не будет.

В вагон входит женщина, предлагает пиво, бутылочное и баночное, отечественное и импортное, дорогое и дешёвое, холодное и не очень.

Ира покупает маленькую банку джин-тоника, раздвигает ноги, упирается локтями в колени, и откупоривает банку так осторожно, чтобы не было пены.

После пары глотков протягивает напиток Ире:

- Не хочешь? Твоё дело… О чём думаешь?

Но над ними останавливаются контролёры и Ира, вместо ответа, вынимает и разворачивает какую-то справку. Другие пассажиры предъявляют билеты. Лена берёт из рук Иры бумагу, читает: «Слабослышащая». Все билетики прокомпостированы, остались только две девушки. Лена протягивает контролёрам справку и жестами, будто глухонемая, показывает то на уши, то на себя, то на подругу.

- Глухие, что ли? – контролёр с подозрением смотрит то на Иру, то на Лену, то на джин-тоник.

Лена громко кричит:

- Мы не глухие, мы слабослышащие! Инвалиды!

- И она? – контролёр кивает на Иру.

Лена кричит:

- Она к папе едет! А я её сопровождаю! Нам через две остановки выходить!

Второй контролёр показывает первому: ладно, пошли дальше, с этими лучше не связываться. И они переходят к следующим пассажирам. Лена возвращает справку Ире. Лена показывает женщине, что неприязненно на неё смотрит, язык. Лена делает несколько жадных глотков джин-тоника. Лена со скучающим видом отворачивается к окну, но через пару мгновений наклоняется к Ире:

- Ты, правда, что ли, глухая?

- Интересно, он сильно изменился?

Лена повышает голос:

- Я не пойму, ты меня слышишь или нет?

- Слышу-слышу, не ори. Я просто боюсь. Боюсь, что его не узнаю. У меня так несколько раз было: разговариваю с мужчиной, а сама думаю: это ж мой отец.

- Не ссы, прорвёмся. У меня фотографическая память. Я год официанткой проработала. Один раз увижу клиента, на всю жизнь запоминаю. Пойдём к выходу.

Электричка сбавляет ход. Девушки в тамбуре. Лена пристально смотрит на Иру. Пьёт джин-тоник, но глаз от Иры не отводит. Электричка тормозит. Лена обнимает Иру и кричит ей в ухо:

- Слушай, он же не знает, как ты выглядишь! Он же по телефону думал, что я – это ты!

Двери открываются.

- И что? – спрашивает Ира.

- Ничего. Просто если он тебе совсем не понравится, ты можешь… Можешь ему не признаваться.

Они выходят на перрон.

Смотрят в разные стороны.

- Вон он! – восклицает Лена, отдаёт Ире недопитую банку, хватает её за свободную руку и быстро идёт к намеченной цели.

Мужчина лет пятидесяти с небольшим. В костюме, который лет двадцать, похоже, не проветривали. Без галстука. Застёгивает верхнюю пуговицу рубашки. Застегнуть не удаётся. Ира с Леной держатся за руки, смотрят на него и улыбаются.

Владимир Сергеевич смотрит то на одну, то на другую, взгляд замирает на джин-тонике, что остался в руке Иры.

- Прямо и не узнать. Как выросссс-ли.

Лена:

- А я вас сразу узнала. По одной маленькой фотографии.

Владимир Сергеевич распахивает руки для объятия:

- Говори лучше «ты». А то, как-то…

Лена позволяет себя обнять, но быстро отстраняется:

- Хорошо. А это моя лучшая подруга. Лена. Она инвалид.

- Да. – Бессмысленно произносит Владимир Сергеевич и долго смотрит на Иру, пытаясь понять, в чём заключается инвалидность девушки. Ира видит в шагах пяти урну, направляется к ней, выбрасывает банку, промахивается, банка с неестественно оглушительным грохотом катится по асфальту, выплёскивает остатки содержимого, замирает у самого края перрона. Владимир Сергеевич и Лена не могут отвести от этой злополучной банки глаз: упадёт с перрона или не упадёт?

Ира, не приближаясь:

- Пойдёмте куда-нибудь, что ли.

Владимир Сергеевич:

- Конечно. Пойдёмте. – И на ходу добавляет, – Валя как раз ужин приготовила. Ждёт.

Спускаются по ступеням, переходят железнодорожные пути, направляются к автомобильной стоянке.

Ира задерживается у трёх старух, торгующих маленькими полевыми букетиками. Владимир Сергеевич останавливается её подождать, Лена говорит:

- Не обращай внимания, она странная… Догонит.

Ира покупает три тощих букетика, догоняет отца с Леной.

Пересекают стоянку, поворачивают на заросшую буйными деревьями улицу. Посёлок вроде Салтыковки или Малаховки: крепкие деревянные избы, но с водопроводом, канализацией и телефонами.

Ира освобождает цветы от ниток, складывает их в один букет, вновь перевязывает.

Лена:

- А ты, значит, здесь живёшь.

- Да-а-а, живём помаленечку. Огород, свои яблони, груша есть, вишня. А ты как?

- Я-то? Да я лучше всех. Вот, в институт поступила. В литературный. Знаешь такой? Прямо в центре Москвы.

- Неужели?

- Ага. Рядом с Макдональдсом. Но у нас своя столовая, так что не пропадём. Да, Ленка, правду говорю?

Ира по своему обыкновению не отвечает.

Владимир Сергеевич, то ли смущаясь присутствия Иры, то ли ещё по каким причинам негромко спрашивает:

- Ну, а… мама как?

И Лена поглядывает в сторону Иры, вздыхает и так же негромко отвечает:

- Нормально мама. Всё хорошо.

- Ну и хорошо, раз всё хорошо… Вот мы и пришли.

Владимир Сергеевич открывает калитку, пропускает девушек вперёд, объясняет:

- Наша дверь справа, открытая. А слева ещё две семьи живут. Вон сколько замков понаврезали. И окон-то никогда не открывают. Чем только они там дышат?

Лена останавливается у входа.

- Входите, входите, не бойтесь!

Ира заходит первой. За ней – Владимир Сергеевич. Лена – последняя.

Валентина, простая женщина лет на десять моложе мужа, но морщинки у глаз уже заметны. В красивом лёгком платье, волосы хорошо уложены, но гости её застали, как оно обычно бывает, с кухонным полотенцем в руках.

- Что ж, здравствуй, – говорит Валентина Ире, – сейчас за стол садиться будем.

Владимир Сергеевич пропускает вперёд Лену, с некоторой гордостью представляет:

- А вот и Ирочка.

Валентина оглядывает Лену с головы до ног и обратно, откладывает на комод полотенце, обнимает гостью и откровенно замечает:

- Ну, кобылка, вымахала. За такой глаз да глаз нужен.

Стол накрыт в гостиной. В центре, в стакане, букет полевых цветов, купленных Ириной.

Валентина:

- Да, девочки, ну и профессию вы себе выбрали. Ведь как Маринина или, там, Донцова, это какие ж нервы надо иметь, чтобы литературой на хлеб зарабатывать.

Лена:

- А никто не заставляет, как Маринина или Донцова. Из нашего института сразу устраиваются редакторами, а то и секретаршами. Знаете, сколько сейчас получает секретарша с высшим образованием и языком? То-то.

Валентина, с сомнением:

- Это ж ещё как повезёт. Это ещё устроиться надо.

Владимир Сергеевич довольно тянет слова:

- Повезёт, устроится. Девка-то не промах.

Валентина – Лене:

- А уши как?

Лена, не понимая:

- В смысле?

Валентина смотрит на мужа, изменившимся, холодным тоном произносит:

- Ну и слава Богу… Я же говорила тебе, что всё это выдумки.

Ира, настороженно:

- Какие выдумки?

Лена, кажется, понимает, в чём дело, торопливо говорит:

- Просто у меня одно время болели уши. Как у тебя сейчас. Но потом всё прошло.

Валентина смотрит на Иру, спрашивает:

- А у тебя что с ушами?

Ира:

- И у меня с ушами всё в порядке. Просто когда папа нас бросил, меня положили в больницу, с ангиной. А в больнице у одного мальчика что-то с ногами было, с ним и бабушки, и дедушки, и все нянчились. А рядом со мной – никого. И этот мальчик объяснил мне, что он только изображает это, что ноги у него здоровые.

Все смотрят на Иру. Валентина:

- Ничего не понимаю.

- А чего понимать-то. У меня действительно было временное осложнение. И я подумала: вот папа узнает, что я оглохла, вернётся, станет всегда со мной, с нами.

Лена:

- Так ты глухая или как? Что у тебя с ушами?

- Ничего. Осложнение прошло, но я продолжала упорствовать: не слышу, не слышу, не слышу! А вот вернётся папа и произойдёт чудо! Но он не возвращался. И врачи никаких отклонений не находили, но на всякий случай справку выдали: слабослышащая. Знаешь, Лена, очень удобно: когда надо, отвечаешь, когда не надо – показываешь справку. И никакого вранья здесь нет!

Владимир Сергеевич:

- Ничего не понимаю.

Валентина, тихо:

- Мда.

Лена:

- Ну, Ирка, тебе бы в театральное училище.

Ира:

- Да, хотела. Хотела, чтобы моими фотографиями  все афиши заклеили, хотела, чтобы папа ходил и говорил всем: это моя дочь… Провалилась… Ну и что? – Ира смотрит на Валентину, – нервов у меня хватит, чтоб как Донцова или Маринина. Вот увидите, через пару лет каждая деревенская баба будет знать моё имя!

Валентина:

- Возможно. Ты сильная.

Владимир Сергеевич, после небольшой паузы:

- Да уж. В мать.

Лена шумно вздыхает:

- Спасибо. Боюсь, на электричку опоздаем. Нам, наверное, пора.

Валентина:

- Ничего страшного. Электрички до поздней ночи каждые десять минут…

Владимир Сергеевич глядит на Ирину:

- Злая ты.

Ирина выдерживает его взгляд:

- Зато ты очень добрый. За всё это время даже и разу не позвонил. Стыдно, что ли, было, что дочка калека?

Лена:

- Ир… у тебя на обратную дорогу есть?

Ира:

- Нету!

Конец первой новеллы

Продолжение следует.

Вторая новелла “Посторонний“.

Сравнить с фильмом.